80 лет назад, осенью 1941-го, начались расстрелы в Бабьем Яру. Не менее 150 тысяч мирных жителей (женщин, детей, стариков) стали жертвами неприкрытой и беспричинной ненависти. Эту боль не удалось приглушить до сих пор.
Прошлое ускользает, и наши попытки его зафиксировать, сохранить натыкаются порой на неожиданные препятствия. Созданный в 2019-м году международный фотопроект «Лонка» призван собрать коллекцию образов всех, кто уцелел в Холокосте — и дожил до наших дней. «Осветить их последним светом», — говорят авторы. «Лонка» собирает фотографии и мемуары в 26 странах мира, привлекая к работе сотни журналистов и фотографов. Глубокие старики из разных стран — с огромным трудом, с болью вспоминают события середины ХХ века. Свое уничтоженное, изуродованное детство. Потери, страдания, предательство, сиротство. Чье-то сочувствие и поддержку. Надежду.
Работа с текстами для «Лонки» выявила несколько общих моментов: очень многие из бывших жителей гетто, узников концлагерей десятилетиями не могли начать говорить о пережитом. Члены семьи и друзья во многих случаях не подозревали, через что прошли их близкие. Вероятно, пережитое страдание наполняет немотой. И даже если ночью ты видишь кошмары, пережитые в детстве — днем не можешь доверить эту боль никому. Опасаясь, что отвернутся, не услышат, поймут не так. Или — что совсем непереносимо — не поверят.
Вместо жертв это «право голоса», право высказывания за погибших и выживших принимают на себя другие люди. Поэты, писатели, документалисты, историки.
О трагедии Бабьего Яра в Советском Союзе широко заговорили после опубликованного в «Литературной газете» стихотворения Евгения Евтушенко. Строки «Над Бабьим яром памятников нет» ударили в набат, указав на несправедливость ситуации (место гибели сотен тысяч людей не было никоим образом обозначено!) — и одновременно положили начало дискуссии, которая не закончилась и по сей день. О памяти Бабьего Яра, его значении, месте в общем мартирологе жертв Второй мировой…
Над Бабьим Яром шелест диких трав.
Деревья смотрят грозно, по-судейски.
Все молча здесь кричит, и, шапку сняв,
я чувствую, как медленно седею.
И сам я, как сплошной беззвучный крик,
над тысячами тысяч погребенных.
Я — каждый здесь расстрелянный старик.
Я — каждый здесь расстрелянный ребенок.
Евгений Евтушенко, «Бабий Яр», 1961
Тень произошедшей 80 лет назад трагедии легла на Киев и навсегда изменила то, что называется гением места — genius loci. Из этой же сердцевины проросла музыка 13-й симфонии Шостаковича — известная всему миру и вновь прозвучавшая в поминальные осенние дни у киевского мемориала.
«Над Бабьим Яром памятников нет…», «Все в этой книге — правда», «Только евреев убивали за то, что они евреи». Трагедия Бабьего яра в литературе представлена объемно, и некоторые цитаты — вроде приведенных выше — стали частью общего культурного (системного, образующего) кода. Но кроме мощных высказываний Евтушенко, Кузнецова, Эренбурга, Некрасова, Костенко, Озерова, Бажана, Сосюры были еще сотни и сотни голосов: они рассказывали о той же драме, составляя коллективную память. Собрать эти голоса воедино взялись составители антологии «Овраг смерти — овраг памяти», которую представили читателям в дни 80-летия трагедии Бабьего Яра.